ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Мир трещал по швам, разрываясь на лоскуты. Миллионы острых сияющих осколков разлетелись по вселенной, но самый острый, самый злой осколок застрял в сердце и начал гнить…
Ирина смотрела на капельки дождя, прозрачной паутинкой покрывшие стекло. «Первые признаки зимы, – подумалось ей, - осенние капли тоскливого дождя напоминают нам о краткости тепла и скором наступлении стужи. В них сложно предугадать конец, но он реален, он застеклен в этом сыром хрусталике…»
Несколько последних дней Ирине во всем виделся только неизбежный конец и склеп, временами она даже чувствовала тление, тошнотворный запах доводил ее до отчаяния, хотелось плакать и кричать, но еще больше хотелось спрятаться. Найти маленькую сухую норку, где нет времени и пространства, где все живет одним счастливым днем, и зарыться в нее: на день, на год, на вечность… Да, да, лучше всего на вечность… Пройдут столетия, сменятся эпохи, а она все так же будет любить ЕГО, и никто, никогда не отнимет этой любви. Никто и никогда! Это ли не высшее счастье, это ли не блаженство?!
ОН предложил встретиться сегодня и провести вместе последнюю ночь. Последнюю... Для нее она и впрямь станет последней, на утро, как только взойдет солнце, если, конечно вообще взойдет, а не умрет от горя, что было бы куда правдивее… Так вот, как только взойдет солнце, она умрет…
Ирина размышляла о собственной смерти спокойно, отчужденно, как будто речь шла не о ней – здоровой, молодой, красивой девушке едва вошедшей в лучшую пору жизни, а о ком-то другом, ей незнакомом. Возможно, о героине грустного романа, или трагичной пьесы. А она смогла бы сыграть такую роль! Ох, как бы она выступила! Как бы лицедействовала! Как натурально сыграла бы она Конец, как гордо вышла бы в последний раз на сцену, освященная софитами, окруженная тысячами восторженных глаз! Как проникновенно произнесла бы свой монолог, «лебединую песню», как искренне вонзила бы в сердце картонный кинжал! Только он был бы настоящим...
Последняя ночь. Что для НЕГО эта последняя ночь? Надежда получить прощение и благословение на будущую жизнь? Замаливание смертных грехов, или простой каприз?! Ирина не обманывалась: каприз и только! Очередной каприз, который она конечно же побежит исполнять, спотыкаясь, падая, расшибая лоб и саднящие коленки. Ну ничего, зато уже завтра боль закончится, уйдет, раствориться в крови ее еще теплого, но уже остывающего от злобы жизни тела...
А что если отказаться, не пойти, расстаться с прошлым, вырвать лист с именем Илья из своей жизни, из своей души?! Так мог бы поступить другой, вернее ДРУГАЯ – смелая, решительная, счастливая в своем сознании правоты. Ирина знала о ее существовании, о старой любви Ильи к этой ДРУГОЙ, о единственной женщине, о которой он все еще грустил, о той, которая ушла от него сама, справилась с ломкой и отбросила прошлое, устремившись в будущее.
Ирина не такая, никогда не была такой, и никогда уже не будет. Никогда. А жаль... Как бы ОН восхищался ей, будь она как та ДРУГАЯ, как бы жалел, что отпустил!
«Надо надеть лиловое белье… - решила Ирина. Вечер подползал все ближе, дождь перестал, но женщина все еще смотрела на капли; липучее время тянулось как карамель. Пробило шесть, от капель не осталось и следа, они испарились, как и все мысли Иры. Тишина и покой воцарились в ее душе, боль притупилась и напоминала о себе легким покалыванием под левой грудью. «Хорошо было бы умереть сейчас, – подумалось вдруг Ирине, - не дожидаясь вечера. Тогда бы я сохранила гордость».
Но, к сожалению, Ирочка слишком любила Илью, о гордости давно не шло и речи, только жертва, одна большая слезная жертва – такой была ее любовь. В груди снова кольнуло, и это вывело Ирину из ступора. Взглянув на часы, она откинула назад копну светлых, почти пшеничных волос и побежала в ванную. Стоя под резкой, прохладной струей, Ирина ощущала почти что счастье, сердечная боль прошла, тело заиграло радугой новых ощущений, щеки порозовели, глаза приобрели привычный блеск. Лиловый комплект наилучшим образом оттенил белоснежную кожу Иры, бюстгальтер «на косточках» приподнял и без того высокую, юную грудь. Ирина посмотрела в большое зеркало и осталась собой довольна.
Илья заехал за ней в восемь часов, он не стал утруждать себя подъемом в квартиру, просто позвонил по мобильному и сказал, что ждет у подъезда. Бегом Ира выскочила за дверь, но вовремя вспомнила, что забыла главное... Пришлось вернуться, выдвинуть кухонный ящик, посмотреть в коридоре в зеркало – а то дороги не будет... Он встретил ее дружески поцелуем, отметил, что сегодня она особенно хорошо выглядит, и устремил взгляд на дорогу. Через полчаса они вышли у японского ресторана; Ирина выглядела счастливой…
К полуночи бордовый «BMW» подъехал к элитному жилому комплексу «Новое счастье» и припарковался у подъезда. Из машины вышла сияющая Ира и хмурый Илья. В лифте Илья молчал, исподлобья глядя на бывшую невесту – она казалась такой довольной, светлой и счастливой, что у него закралась чумная мысль, что это не он, а она проводит с ним последнюю ночь. Никогда Ира не вызывала в нем ничего, кроме нежности, да и то... нежности такой-то детской, глупой, сопливой, нежностью, которую испытываешь к существу жалкому и беззащитному, как котенку, или щенку... А сейчас Ира полностью владела ситуацией, впервые выстраивала ее. Илья уже почти жалел, что предложил ей прервать отношения, жалел, что не разглядел в ней этой внутренней силы раньше.
Тем временем, Ирина размышляла о своем. Она, наконец, приняла решение – единственно верное и правильное, самое важное, самое искреннее, самое умное. Воистину ночь будет удивительная!!! А утро...
На пороге спальни Ира остановилась и огляделась – шелкографические розы на стенах, шифоновые занавески, пышная перина на кровати, застеленной розовым шелком – все так знакомо, но в тоже время так ново! И почему раньше она не замечала как здесь хорошо, как уютно?!
Илья встревожено посмотрел на Ирину, положительно, с любовницей творилось что-то странное, такого блаженного выражения лица у нее еще никогда не было, даже в моменты страсти...
Первый, неловкий поцелуй не получил ответа – Ира смотрела сквозь Илью, не замечая его, любовалась лепниной потолка, второй – разжег задремавший огонь и чувства хлынули из глаз, из тел, из сердец бушующим потоком, сметающим все и вся на своем пути. Ира плакала в полный голос, она могла больше не сдерживаться, не прятать боль, не жить… Великое страдание – страдание, в которое не верят «умудренные опытом» тетки, «зеленые» юнцы и любимые мужчины, прорвалось сквозь пелену любви. Ирина знала, чувствовала каждой клеточкой своего жаждущего тела, что НИКОГДА больше не увидит солнце, потому, что без НЕГО солнце умрет.
Ирина переживала последние часы любви и жизни, она не знала, что в мире по-прежнему живет много прекрасных, добрых, ласковых принцев, ждущих своих принцесс, мечтающих о них все ночи на пролет. Она знала только Илью, и только им дышало и жило ее истрепанное, детское сердечко. ДРУГАЯ отбросила сомнения и ушла, ДРУГАЯ сохранила разум, жизнь и счастье, ДРУГАЯ нашла любовь, встретила своего героя и обрела целый мир, ДРУГАЯ простила Илье все грехи, вытерла слезы и ушла. Сама… Не дожидаясь приглашения… Ушла, стряхнув груз прошлого.
Ирина ничего не знала о ДРУГОЙ, только то, что она была в ЕГО жизни. Илья часто рассказывал любовнице о своих многочисленных пассиях, вместе с ней смеялся над прошлыми победами и поражениями, но никогда не говорил о ДРУГОЙ больше минуты, о той единственной, которую любил, о ком все еще плакал по ночам… Это было табу.
Смерть приходит ко всем по-разному. У нее много лиц, много имен. К Илье она пришла прекрасным утром, когда соловей завершил лучшую из своих арий о любви. Пришла в образе девушки, целующей его заспанные глаза, девушки с рыданиями вонзающей острый кухонный нож в самое сердце…

ДРУГАЯ узнала о случившемся из газет. Прочла двойной некролог, улыбнулась, заплакала и стала на колени перед иконой Богородицы – помолиться о ЕГО душе…

Полина Уханова.
2003 г.

Грустно...

Вот этот - недавний - повеселее...

КОШКА

Молодая женщина сидела на кровати, поджав ноги, и прислушивалась к каждому шороху. Чтобы поймать тварь, ей нужно было сначала понять, где именно та притаилась. «Ну, выходи, выходи!» - твердила про себя девушка. Охота началась несколько минут назад, когда тварь опять решила проявить себя, выступить среди ночи, нарушить спокойный сон женщины и ее возлюбленного. И теперь, под мерное дыхание парня, охотница ловила осторожные звуки, доносившиеся из-под кровати, где затаилась тварь.
Глаза девушки были полуоткрыты, дыхание замерло, сердце выскакивало из груди, но билось тихо, так, чтобы не спугнуть добычу. Ее руки занемели в ожидании, ноги напряглись, готовясь к броску, и вот, наконец, тварь сделала ошибку – тихими, крадущимися шагами вышла из своего укрытия, – и в этот момент девушка напала. Одним прыжком она перелетела кровать, неслышно опустилась около твари и схватила ее. Тварь выпучила глаза и попыталась вырваться, но не тут-то было! На охоте молодой женщине не было равных: в далекие «обезьяньи» времена ее предки произошли не от этих неуклюжих кричащих созданий, а от диких кошек – сильных, мускулистых животных с мягкой поступью и острыми клыками.
Девушка подняла тварь за задние лапы и укусила ее за живот. Ей хотелось впиться жертве в горло, разорвать белый шерстяной покров, добраться до пульсирующей крови, но она сдержалась. За много миллионов лет женщина-кошка научилась быть осторожной, не показывать свою истинную сущность, скрывать ее в глубине души. Поэтому она в ритм колотящегося сердца отшлепала тварь, заглянула в искрящиеся зеленые глаза и пригрозила: «Только попробуй!», – а потом отшвырнула ее от себя. Поверженный противник, поджав уши, отполз под плиту и жалобно засопел. Девушке не было жалко тварь – она получила по заслугам, к тому же в дикой природе, откуда они обе были родом, не было место жалости и слабости, здесь нужно было побеждать, доказывать свою силу и могущество, порабощать врага.
Несколько раз глубоко вздохнув, женщина-кошка еще раз пригрозила твари и легла обратно на кровать, под бочок спокойно спящего мужчины. Очередная охота прошла успешно, а значит, можно было расслабиться и уснуть, чтобы утром проснуться от громкого настойчивого урчания домашнего кота – ночной твари, признавшей ее главенство и пришедшей замаливать ночные грехи, чтобы следующей ночью согрешить снова.